— Понял, мой господин! Да! Я расскажу, я всё расскажу…

И он принялся говорить. Торопливо, срываясь то и дело в фальцет, трясясь всем телом от страха.

Я слушал, стараясь запомнить все сказанные, но не слишком понятные мне слова — названия, термины, аббревиатуры. Вместе со мной Растуса «слушал» включённый на запись планшет.

Электронная память запоминает специальную информацию лучше, чем человеческая, но, к сожалению, плохо фильтрует эмоции. Поэтому мне и требовалось сейчас использовать обе, чтобы наверняка быть уверенным, что этот гад не соврал.

Пока шёл экспресс-допрос, уже врубившийся в ситуацию Калер молча выуживал из схрона-зиндана какой-то хабар и тут же его разбирал, отделяя всё, с его точки зрения, ценное и отбрасывая малосто́ящее и ненужное. Среди всего прочего там нашёлся и бронежилет со шлемом, когда-то принадлежащие Ан.

Процесс прерывался трижды. В барьерном зрении поблизости обнаруживались чужаки, и приходилось, ничтоже сумняшеся, «успокаивать» их гранатами.

Когда допрос завершился, я указал Калеру на пленного мастера:

— Пойдёт с нами. Отвечаешь за него головой.

— Понял, милорд. Так точно, милорд…

Боец, правильно уяснив задание, нацепил на Растуса бронежилет и погнал пленного следом за мной. Получив свежие данные с беспилотников, мы двинулись на подмогу Лурфу и Дастию. Те, если верить только что полученному донесению, выяснили, наконец, где держат Борсия, и теперь собирались отбить его у местных злодеев.

— Без нас не начинайте, — приказал я им, щёлкнув тангентой, и сразу переключился на Гаса. — Третий, у нас всё в ёлочку. Готовность минута.

— Понял, камрад. Ждём, — отозвались в наушниках…

Минуты, чтобы уйти из зоны возможного поражения, нам, по идее, хватало. На собственно штурм (или, скорее, деморализующий обстрел) позиций противника времени отводилось чуть больше — минуты наверное три… или пять, как получится.

Главной нашей проблемой являлось отнюдь не отсутствие мотивации, малая численность или нехватка оружия и боеприпасов. Нам… точнее, нашему чудо-оружию, как выяснилось ещё накануне, катастрофически не хватало надёжности. Хотя я и делал «рельсы» строго по чертежам, но кое-что всё-таки не учёл, пусть даже по незнанию.

Как показали натурные испытания, стволы ручных рельсотронов приходили в негодность уже после двадцати-двадцати пяти одиночных выстрелов, а дальше их требовалось менять. Гас потом сообщил мне (конфиденциально, конечно), что именно из-за этого их никогда и не применяли в имперской армии, а пользовались только станковыми, большого калибра, с бесствольной системой стрельбы.

И ничего удивительного в этом не было.

Стоимость материала ствола, который бы выдержал пули, летящие со скоростью гиперзвука, превышала все мыслимые и немыслимые пределы. Обычная экономика, ничего личного.

А так, если бы не эта «засада», ручной рельсотрон стал бы для нас, да и вообще для Флоры, оружием почти идеальным. Весит всего в полтора раза тяжелее «карамультука», пробивает любой доспех, не требует наличия электричества на всём протяжении полёта пули (нужно лишь в самом начале, во время разгона), имеет прицельную дальность больше трёх тин, может палить очередями… Мечта, а не самострел…

Словом, опять, как и четыреста дней назад, нам требовалось блефовать, и блефовать по-крупному…

— Поехали! — скомандовал я в микрофон, когда до конечной точки нам с Калером и бегущим перед ним Растусом осталось менее сотни шагов.

— Принято, — откликнулся Гас, и в ту же секунду ночное небо прорезало десятками трассеров.

Последние тяны дистанции мы пронеслись, вообще не встречая сопротивления, под грохот внезапно разразившейся канонады и истошные вопли южан.

«Рельс», установленный на челноке, должен был выбивать скрут-пушки противника, «рельсы» в руках бойцов — выводить из строя живую силу врага и сеять в его рядах панику.

Судя по складывающейся вокруг обстановке, последнее получалось неплохо…

Вытащить Борса из полевой тюрьмы удалось без проблем. А то, что при этом прикончили пятерых то ли охранников, то ли просто «праздношатающихся», так это, как говорится, сложности их, а не наши. Трёх сдавшихся и потому оставленных в живых мы просто обезоружили и задействовали как носильщиков для трофеев и раненого.

Предупредив Гаса о нашем примерном маршруте, я приказал своим выдвигаться из лагеря. Сам пристроился сзади, назначив себя арьергардом. Удивительно, но никакого противодействия со стороны противника мы так и не встретили. Наверно, и вправду, шороху наши «рельсы» навели тут такого, что большинство предпочло или спрятаться, или сбежать, а те, кто ещё пытался хоть что-нибудь сделать, обороняли лагерь от тех, кто снаружи, а о тех, кто внутри, и думать забыли.

Так или иначе, до ограждения, а потом и до леса мы добрались без происшествий. А там и стрельба понемногу закончилась, после чего я вызвал по рации Гаса, и всю нашу группу, включая Борса и пленных, забрал прилетевший челнок…

Когда Борсия увезли в операционную, я наконец скинул с себя броню и оружие и облегчённо выдохнул. Ночка и впрямь выдалась хоть куда. И пускай вражеский лагерь мы так и не взяли, но задачу-минимум выполнили: лишили противника главнокомандующего и напугали там всех до усрачки. Рупь за сто, к поместью в ближайшие дни они уже не пойдут, и у нас будет время решить, что дальше: дербанить их до конца или, не множа потери, попробовать заняться переговорами.

То, что попутно я решил и свою задачу, только уже по максимуму, знали немногие. Хотя для меня, если честно, она была гораздо важнее любой даже самой грандиозной победы над южными.

Сапхат, кстати, предупредил меня, чтобы не волновался. Состояние обеих леди пока оставалось стабильным, и к их лечению он собирался вернуться сразу после того, как прооперирует Борсия. Я никаких возражений не высказал. Доктор был прав на все сто, а девчонки могли и впрямь подождать…

Блин! Да после всего случившегося я начал и вправду воспринимать их именно как девчонок, а вовсе не умудрённых опытом женщин, пусть и достаточно молодых (обеим по земным меркам и тридцати не исполнилось), но уже много чего повидавших.

Ну а как по-другому мне было их принимать?

Одна в своё время буквально поставила на уши целую галактическую Империю, а после, плюнув на всё и забыв о своём благородном происхождении, попёрлась со мной едва ли не на «край света» и сразу же, без зазрения совести, умудрилась попасть в полон к малопродвинутым в технологическом плане аборигенам.

Вторая же сперва довела меня и себя до полного любовного исступления, потом, узнав о беременности, неожиданно заявила, что между нами всё кончено, но когда я вернулся, бросилась вдруг помогать мне с таким отчаянием, как будто бы жить не могла без соперницы, и мало того, чтобы спасти её и меня, ринулась прямо под скрутобойку.

Короче, обе авантюристки, каких поискать. И что теперь с ними делать, как привести к какому-то общему знаменателю, неизвестно. Однако, в любом случае, прежде чем «приводить» и искать «знаменатели», их надо, как минимум, вылечить. Так что, пока Сапхат занимался Борсом, я отправился в другое крыло проведать обеих.

На входе в «женскую» реанимацию дежурила не то санитарка, не то медсестра в белом халате и… с «карамультуком» наперевес.

Да уж, серьёзно у них тут всё, даже медперсонал с оружием ходит.

К счастью, преграждать мне дорогу она не решилась (всё-таки целый барон, а не хрен с бугра). Потребовала только тоже халат надеть и руки как следует вымыть. Про обувь, правда, забыла, но свои замызганные грязью и кровью «берцы» я ещё в шаттле сменил. Знал, что во всякой больнице асептика и антисептика — первое дело, пусть даже болезни у некоторых пациенток больше «энергетические», нежели всякие «бактериально-вирусные» или «требующие неотложного хирургического вмешательства».

Первой я навестил Анциллу.

Взял стул, поставил его перед кроватью и долго сидел, глядя на закрытое маской лицо, пытаясь представить, что я скажу ей, когда очнётся…